Всем "монстрам" и не очень посвящается... Мариванна

  Монстра 
   
  - Монстра! - крикнул кто-то в приоткрытую дверь. 
  Вероника Андреевна не повернула головы в сторону двери и даже не смутилась. Она привыкла. Привыкла не отвечать на ученические глупости и дерзости. И почти не замечать их. Привыкла к тому, что дети её не любят. Да что там не любят! Мягко сказано. Девяносто девять процентов школьников её ненавидят. Остальные (один процент) не замечают. Сначала она пыталась с этим бороться. Доказывать, что строгость и принципиальность в отношении ребёнка не есть жестокость и психологическое насилие, но потом смирилась. Мало того, ей немного льстило её прозвище. Монстра. Надо же! Боятся, значит, уважают, решила она. Хуже, когда над тобой смеются. 
  Вот и сейчас по лицам одиннадцатиклассников заиграли недвусмысленные улыбки. Она слегка повысила голос: 
  - Таким образом, к началу тысяча девятьсот тридцать восьмого года Версальско-Вашингтонская система потерпела крах. Причиной этого... 
  Улыбки стали исчезать, но ненадолго: 
  - Монстра! - крикнули вновь из коридора, и одиннадцатый "технический" потряс взрыв хохота. Вероника Андреевна замолчала. 
  - Можно, я ему уши надеру? - подскочил Колька Гребешков. 
  Местный клоун. Шестёрка при Сашке Мохове, по кличке Мох. Сашка осадил того взглядом, и Колька уселся мимо стула. Новый взрыв хохота громом раскатился по школе. Решив, что стул из-под него убрал сосед по парте, Колька устроил потасовку. Прямо на уроке. Все смеялись. Никто не вмешивался. Вероника Андреевна тоже. Она посмотрела на часы и обречённо подумала: 
  - Мюнхенский сговор останется для них очередной исторической загадкой. 
  Урок неумолимо шёл к концу. Вдруг Витька Лобов (сосед Гребешкова) подхватил портфель и бросился из класса. Вероника Андреевна поняла: миром не обошлось. Предстоят крупные разборки. Мама этого Лобова близкая подруга или даже сестра директора школы. Вероника Андреевна вздохнула. 
  - Давайте продолжим урок! - предложила она. 
  Но одиннадцатый "технический" уже поймал кураж. Остановить их было невозможно. Вероника Андреевна отвернулась к окну. Только бы не заметили: как ей "не всё равно". Дети жестоки. Они не прощают учителям даже малейшей слабости. Это она поняла в первый год своей работы в школе. Быть мягкой, доброй, пушистой - не получилось. Срывы уроков, жалобы родителей, разорванные дневники и тетради... Всё это кончилось, когда "Вероничка" открыла рот, рявкнула и приказала собрать дневники, чтобы выставить по поведению большие жирные 'неуды'. Шок в классе был продолжительный. Пока шестиклассники обдумывали, на кого свалить вину за полученную по поведению двойку, она спокойно провела опрос и в абсолютной тишине начала объяснять новый материал. С тех пор её стало преследовать это прозвище: Монстра. Дети боялись и ненавидели Веронику. А заодно с ней Тутанхамона, Аменхотепа, Спартака и прочих исторических деятелей. Уроки сделались однообразными и скучными. Зато установился относительный порядок. Кроме этого одиннадцатого "технического". Они её не праздновали совсем. И ход урока зависел не от хитроумных педагогических приёмов и находок, а от настроения районного хулигана и двоечника, циника и негодяя - Сашки Мохова. По убеждённому мнению большинства педагогов школы "выродка и ублюдка". 
  Вот и сейчас Сашка явно наслаждался растерянностью учительницы и демонстративно поглядывал на часы. 
  Вероника Андреевна обвела взглядом класс. Ни одного лица, ни одних глаз. Ради которых можно было терпеть это незаслуженную муку. Хотя..., пожалуй, ... есть. Напротив неё, на второй парте. Новенькая. Кажется, Наташа Зуевская. Не вписываясь в общую атмосферу данного классного коллектива, она чувствовала себя одинокой, и, может быть, поэтому сопереживала учительнице. 
  - В Уставе Лиги Наций... - заговорила Вероника Андреевна, чем немало удивила одиннадцатиклассников, - в статье 16 была предусмотрена система санкций против... 
  Сашка Мохов повернулся к ней спиной, давая понять, что ему глубоко наплевать на все лиги и санкции, а заодно и на неё, назойливую учительницу истории по кличке Монстра. 
  - Но уже в тысяча девятьсот тридцать первом году... - она замолчала, так как громкий хохот прервал её. 
  Очевидно, Сашка рассказал очередной скабрёзный анекдот. Этот парень действительно неуправляем. Воспитывается пьющей матерью, которая, как сказано в характеристике, "морального воздействия на сына не оказывает". Без отца. Его не могут призвать к ответу ни директор школы, ни участковый. Вероника Андреевна и боялась, и презирала его одновременно. Предпочитала не связываться. Иначе... может быть... как в прошлый раз. Она содрогнулась - вспомнила. 
  Когда входила в класс, было подозрительно тихо. Значит, приготовили очередную пакость. Ждут её реакции. Открыла журнал и обмерла. Между страниц, без упаковки, в развёрнутом виде, лежал презерватив. Класс замер. Пауза затянулась. Наконец, Вероника Андреевна подняла глаза и, обращаясь поверх голов, проговорила: 
  - Данное наглядное пособие, очевидно, предназначалось для урока биологии и случайно оказалось на моей странице? 
  Теперь класс ждал реакции Сашки Мохова. Тот, ухмыляясь, развалился за партой и цинично заявил: 
  - Почему же? Каждый цивилизованный человек, вступивший в пору половой зрелости, должен уметь им пользоваться. И не только на уроке... А Вы, вообще, знаете, что это такое? 
  - Догадываюсь, - изо всех сил пыталась не покраснеть Вероника Андреевна. 
  - Колька, продемонстрируй госпоже учительнице, как этим пользоваться. 
  Колька с готовностью подскочил со стула и через секунду был возле учительского стола. Подхватив двумя пальцами презерватив, он предъявил его классу, давая понять, что готов в любую секунду выполнить приказ своего кумира и босса. Сопровождаемая взглядами двадцати пяти пар пристальных и не по-детски любопытных глаз Вероника Андреевна двинулась к двери. Уже, выходя из класса, оглянулась. 
  - Мне это не очень интересно, - она нашла в себе силы усмехнуться, - а Вы? - Это она - Гребешкову. - Вы можете продолжать. 
  Плотно закрыв дверь, она услышала, как Мохов бросил своему прихвостню: 
  - Сядь! Не мельтеши! 
  В классе установилась настороженная тишина. Но Вероника Андреевна туда не вернулась. Притворилась, что разболелась голова, и направилась к школьной медсестре. Та посочувствовала и отправила в поликлинику. В поликлинике тоже посочувствовали. И неожиданно, прежде всего, для самой Вероники, выдали больничный лист. Давление подскочило. Хорошо! Раньше она и не предполагала, что подобные скачки давления могут быть такими 'желанными'. 
  Она снова заговорила, глядя в Наташкины глаза: 
  - В марте 1938 года германские войска... 
  Та стала записывать. 
  - Британский премьер Невилл Чемберлен заявил... 
  Громкий хлопок прервал их односторонний диалог. Это взорвали бумажную хлопушку. Тот же Колька. Или Стасик. У Мохова холуёв много. Надо было как-то отреагировать. Не ради себя, а ради Наташки. Её недоумённых и терпеливых глаз. Спас Веронику Андреевну звонок. Беззаботной трелью он возвестил, что очередная пытка, под названием урок истории в одиннадцатом "техническом" классе, закончилась. 
  - Запишите домашнее задание, - с облегчением проговорила учительница и отвела от Наташки взгляд. 
  За окном не просто падал, а валил снег, укутывая деревья школьного сада белым пуховым одеялом. Это хорошо. Синоптики обещают похолодание. Скоро новый год. Праздник?! 
   
  2 
  Организатор назначила ей дежурство на вечерней ёлке. Дескать, у вас классного руководства нет, семьи тоже. Что вам ещё делать? Веселитесь! Веронике "не веселилось". Она сидела в самом тёмном углу актового зала, чем сильно раздражала старшеклассников. Десятиклассницы неоднократно пытались вытащить её танцевать. Но учительница отнекивалась ничего не обещающей фразой: 'в другой раз'. Поняв, что тёмный угол, им освободить не удастся, девчонки перестали приставать к ней и лишь косо поглядывали в сторону заветного места. В девять часов прозвенел звонок. Вероника с облегчением вздохнула и поднялась. Можно собираться домой. Но школьники, кажется, были иного мнения. Они уговорили организатора продолжить дискотеку. Хотя бы ещё на "полчасика". Та, посоветовавшись с директором, кивнула головой. Можно! Дети возликовали. Вероника поняла: пытка "весёлым праздником" будет продолжаться ещё некоторое время. Она с тоской оглянулась на тёмный угол и увидела, что он занят. Какая-то парочка примостилась на её стуле. Вернее, на стуле - парень, девушка у него на коленях. 
  Вероника Андреевна оглядела зал. Ёлка мигающими разноцветными огнями звала всех в круг. Танцевать. Динамичная музыка - диктовала незамысловатые, ритмичные движения. Вероника вдруг вспомнила, что когда-то она любила и умела танцевать. Да и, пожалуй, сейчас ещё умеет. Только - не хочет. Или попробовать? Она задвигалась в так музыке. Получилось! Её стали окружать удивлённые старшеклассницы. Некоторые из них не скрывали восхищения. Вероника повеселела. Заулыбалась. Как кстати она сегодня в новом облегающем платье... Танцевала, пока не выбилась из сил. Довольная собой, она покинула круг и пошла из зала, провожаемая завистливыми взглядами старшеклассниц. Чтобы не испортить себе настроение, решила остаток вечера просидеть в классе, делая вид, что "накопилась" масса неотложных дел. Подходя к кабинету истории, который располагался в конце коридора, она услышала подозрительные и недвусмысленные звуки. Очередная парочка облюбовала полутёмный коридор для поцелуев. Вероника Андреевна в нерешительности остановилась. Помешать - неловко. Сделать вид, что это "нормально"- глупо. Незаметно ретироваться - стыдно. Но что ещё делать? Она развернулась, когда вдруг до неё дошло, что девчонка-то сопротивляется. Вероника Андреевна прислушалась. Точно! 
  - Не надо! Не трогай меня! - испуганно шептала она. - Я не хочу... 
  Вероника узнала новенькую, Наташку Зуевскую. 
  - Не ври! - не поверил ей мужской голос, - все хотят, а ты нет... 
  Это, конечно, мерзавец Мохов. Негодяй! Он и на это способен! 
  Наташка, похоже, начала плакать, чередуя всхлипы с невнятными просьбами: 
  - Отпусти..., пожалуйста, ... не надо. Пусти! 
  - Отпусти её! - крикнула Вероника Андреевна. Пыталась грозно. Получилось не очень. 
  Парочка на мгновение замерла. Сашка оглянулся. В темноте блеснули его глаза. Злостью. 
  - А это Вы? В класс идёте? Так идите, нечего за молодыми подглядывать. Это неприлично... 
  - Не тебе учить меня приличиям, - парировала Вероника и добавила решительно,- отпусти её! 
  Мохов и не думал слушаться. Он обернулся снова к Наташке и, не отпуская её рук, зашептал: 
  - Да брось ты. Не обращай внимания. Ей самой хочется. Только никому она не нужна. Монстра. 
  Вероника подскочила к парочке и, не контролируя себя, дёрнула его за руку: 
  - Отпусти её! 
  Он двинул плечом так, что она отлетела метра на полтора. Упала на пол и потеряла туфлю. 
  - Ах, так! - откуда-то в сознании всплыл урок ОБЖ по теме "Как защититься от насилия". 
  Она подскочила, подняла туфлю и ринулась на своего и Наташкиного обидчика, как разъярённая львица. Сначала подошвой стала колотить его по спине. Он отмахнулся от неё, как от назойливой мухи, слегка развернулся, и Вероника со всего размаха заехала в ненавистную Сашкину физиономию туфлей. Судя по всему, она попала каблуком в глаз. Потому что Сашка тихо охнул, схватился за лицо, и стал садиться на пол. Вероника замерла с туфлей в руке. Наташкины глаза, полные слёз, вдруг стали наполняться гневом. С ненавистью взглянув на учительницу, она кинулась на помощь Сашке. 
  - Саша, Сашенька,- зашептала она. - Что Вы с ним сделали? Монстра! Чудовище! Вы же его могли покалечить. 
  Вероника испуганно стала отступать и забормотала: 
  - Наташа, я не хотела "покалечить", я только хотела, чтобы он тебя отпустил... 
  - Отпустил? А Вам-то что за дело? Отпустил - не отпустил! Может, я сама хотела, - она пыталась оторвать Сашкину руку от его лица, - Сашенька, поднимайся, пойдём. Тебе надо медсестре показаться. 
  Сашка убрал с лица руку. Глаз был на месте. А вот бровь над ним была рассечена основательно. Кровь тонкой струйкой стекала по щеке и подбородку на белую футболку. Наташка, задрав подол дорогущего вечернего платья, стала вытирать кровь. Вероника почувствовала лёгкое головокружение. Вид крови всегда пугал её. 
  - Пошла вон! - вдруг рявкнул Сашка, и обе женщины одновременно вздрогнули. 
  - Пошла вон! Я сказал! 
  Вероника стала пятиться к противоположной стене коридора, мысленно пытаясь возразить. 
  - Это я не Вам, - он взглянул в лицо Веронике, и оттолкнул Наташкины руки, - это я тебе: пошла вон! 
  Наташка недоумённо пожала плечами и отступила. 
  - Давай отсюда! Я сказал! Дура! 
  Она взглянула в Сашкино лицо и, захлёбываясь слезами, бросилась вдоль коридора. Сашка стал медленно подниматься. Вероника достигла спиной дверей собственного кабинета, дёрнула ручку. Закрыто. Разумеется, ведь ключ-то у неё в кармане. Она опустила руку в карман, но достать его не успела. Сашка уже надвинулся на неё и буквально вдавил её своим туловищем в дверной косяк. Ручка больно ткнулась ей в левую почку. Вероника охнула и замерла. Одна рука в кармане, а другая туфлей упёрлась ему в грудь. Залитое кровью лицо наклонилось над ней, и Вероника приготовилась "к самому худшему". Сашка внезапно усмехнулся. Дунул ей легонько в лицо и проследил взглядом, как Вероникина чёлка взмыла вверх и плавно опустилась вниз. Он засмеялся, очевидно, прочитав ужас в глазах учительницы. Резко отодвинулся от неё и произнёс: 
  - Смешная Вы, Монстра. 
  Качаясь, он медленно побрёл по коридору, прикрывая левую часть лица ладонью. 
  - Стой! - крикнула Вероника. - Остановись! 
  На удивление он послушался. Оглянулся. 
  - Зайди в класс. У меня перекись есть и пластырь. Не идти же так... 
  Она уже пожалела о своём благородстве, но сказанного - не воротишь. 
  Открыв дверь в класс, она включила свет. Взглядом приказала сесть. Он присел на парту. Превозмогая дурноту, тщательно промокнула перекисью ранку над бровью. Он дёрнулся. Больно! Так тебе и надо! Мысленно порадовалась Вероника Андреевна. Но вслух сказала: 
  - Потерпи. Это недолго. 
  Кровь стала сворачиваться. Рассечение большое. Очевидно, придётся зашивать. 
  - К врачу надо, зашить, а то шрам будет, - проговорила она, наклеивая пластырь. 
  - Само заживёт, - проговорил он. - Шрамы украшают мужчин... Вы сами рассказывали, что на теле Юлия Цезаря было более тысячи шрамов. 
  - Так-то полученные в боях, а не в драках, - резко сказала Вероника Андреевна и прикусила язык, мысленно добавив, - с ненормальными учительницами. 
  Он словно догадался, о чём она не договорила, и усмехнулся: 
  - А Вы что серьёзно подумали, что я её того... принуждаю что ли? 
  - Конечно. Она же плакала, просила отпустить... 
  - Да, ломалась. Все они так... для начала любят недотрог из себя строить, а потом не отвяжешься. 
  Он поднялся. Вероника Андреевна протянула ему влажный носовой платок. Сашка утёр лицо, руки и выбросил его в мусорную корзину. 
  - А Вы, смешная... - вновь хмыкнул он и исчез за дверью. Раздалась трель звонка. Всё. Новогодний вечер закончился. Праздник тоже. Вероника выдохнула и стала надевать тёплые вещи. Домой! В свою однокомнатную квартирку, в свою одинокую постель, со своим любимым плюшевым Мишкой, молчаливым свидетелем её слёз и переживаний. 
   
  3 
  Новый год они отмечали вдвоём. Вероника и Мишка. Не поехала ни к единственной сестре, муж которой всё время рассказывал одни и те же истории: как они изводили в школе учителей. Очевидно, полагая, что слушание их доставляет Веронике большое удовольствие. Не поехала к подруге, одержимой идеей выдать её замуж за очередного разведёнца или приятеля своего "дорогого котика-Костика". Не поехала к матери. И хотя скучала по ней, но с новым её супругом она не ладила. Решила - дома. Одна. Хотя... почему одна? Вдвоём. С Мишкой. Она поставила второй прибор на стол. Усадила Мишку на подушки. Зажгла свечи и стала ждать наступления Нового 2010 года. Звонок в дверь прервал её полудремотное - полумечтательное состояние. Она вздрогнула. Кого это чёрт принёс за полчаса до Нового года? В глазке никого не было. Страшновато, но любопытство взяло верх. Открыла дверь - никого. Успела подумать: "шутники...", как вдруг заметила маленький пакетик у двери. Всё ясно! Очередная детская шалость. Она пнула пакет ногой. Тот отлетел на середину лестничной площадки. Дверь захлопнула так, что осыпалась штукатурка под обоями. Вот сволочи! И последняя надежда на приятную встречу Нового года исчезла. Собрала посуду, поставила в холодильник шампанское, отключила ёлку. Сунула подмышку Мишку и завалилась на диван. Спать. 
  Разбудил её очередной звонок в дверь. Вероника уставилась на часы. Шесть часов. Хорошо же она отмечает Новый год! Дрыхнет! Звонок повторился. Накинув халатик, она потащилась в тёмный коридор. Соседка. Тётя Настя. Мамина подруга. Пришла поздравить, очевидно. Зевая, Вероника открыла дверь. Тётя Настя держала в руках злополучный блестящий пакет. 
  - Вероничка,- улыбаясь, заговорила она, - тут, видно, зайчик прибегал. Тебе подарок оставил. 
  Вероника испуганно уставилась на пакет: 
  - А что там? 
  - Так, я не смотрела. Вижу: открытка торчит. Прочитала - тебе. Кто-то принёс и оставил прямо на лестничной площадке. Постеснялся, должно быть. Уж не ухажёр ли у тебя появился, ягодка моя. Тайный воздыхатель. 
  Тетя Настя уже просочилась в дверь. Чайку попить, да по-соседски потрепаться. Когда-то она это делала регулярно. Пока мама жила здесь, с Вероникой, а не с этим своим... новым... 
  Всё время, пока грели, разливали и пили чай, Вероника с тревогой поглядывала на пакет. В её воображении он был наполнен то ядовитыми скорпионами, то гремучими змеями, то похабными рисунками и прочими мерзкими штуками, на которые способно детское воспалённое воображение. Наконец, тётя Настя ушла. Вероника взяла в руки пакет. Точно, сверху открытка. Она осторожно потянула двумя пальчиками вверх. На всякий случай зажмурилась. Ничего не произошло. Она развернула открытку и прочитала: "С Новым годом, Монстра! Хотя, никакая Вы не Монстра, а смешная Вероника Андреевна". И приписка: "возвращаю Вам все затраченные на меня медикаменты. Может, ещё пригодятся?" 
  Она открыла пакет. Увидела пластиковую бутылочку перекиси водорода, рулончик ваты, ленту пластыря и несколько носовых платков. Вероника опустилась на стул. Хотела рассмеяться, но почему-то заплакала...